Всякий нормальный отечественный художник — если только он не совсем уж «глубинный» землепашец — стремится ощутить собственную причастность к европейской художественной цивилизации. Только число последователей Поля Сезанна в России, более или менее равномерно распределившихся по всему ХХ столетию на несколько преемственных творческих поколений, заметно превзошло количество представителей этого же «вероисповедания» во Франции и сопредельных ей странах. А ведь там были еще Матисс, Боннар; Пикассо… Брак, наконец (в хорошем смысле) — и все они не остались незамеченными для российских живописцев и рисовальщиков. К тому же через реки, горы и долины из солнечной Армении российских художников приветствовал Мартирос Сарьян со товарищи, также подливая масла в их живописный огонь.
Всему виной солнце — в общем, не такое уж частое в наших снежных краях. Как это и описано в неплохо известном стихотворении Саши Черного «Желтый дом»: «Восемь месяцев зима, вместо фиников — морошка. Холод, слизь, дожди и тьма — так и тянет из окошка». В таких обстоятельствах каждый действует по-своему. Один, игнорируя бурый пейзаж за окном, механически высветляет палитру и обращается к умозрительной гармонии усиливающих друг друга, положенных рядом дополнительных цветов солнечного же спектра: желтый — синий, красный — зеленый. Другой — срывается в путешествие «ветру и солнцу навстречу» за реальными колористическими впечатлениями. Второй путь все-таки ближе московскому ныне художнику Алексею Ланцеву, экспоненту очередной выставки столичной галереи «Роза Азора». Некогда выпускник художественного училища на юге страны, в Краснодаре (1986), за годы сначала учебы, а позднее — самостоятельного творческого бытования в столице Алексей так и не утратил «южных корней» своей живописи. Тема его нынешнего весеннего показа — движение российского художника к преодолению границ европейского юга.
О предыдущем выступлении в этих же стенах, выставке «Рыба ждет», напоминают сюжеты с рыбаками в Нормандии: сейнеры после трудовой вахты да корабли, отражающиеся в умиротворенных прибрежных водах Пемполя — коммуны в Бретани, с XV столетия славящейся массовым выловом трески. Уходя с каждым разом все дальше от родных берегов, здешние рыбаки осваивали прибрежные воды Исландии и острова Ньюфаундленд. Географические названия — «двадцать пятый кадр» очередной выставки Алексея: слыша или читая на этикетках все эти «Перрос-Гирек», «Уаза», «Набережная Конти», если не достоверно припоминаешь, то как бы во сне узнаешь приметы нездешней — а значит, чужой и счастливой — жизни. Вот, например, скромные и всеобъемлющие названия его работ: «Толедо», «Окрестности Жироны», «Коста Брава»… Что называется, «Андалусия знала, и Валенсия знала», стихи Николая Асеева такие, цитата. «Органон, Гибралтар…» Последний — как раз рядом с Андалусией; описал другой литератор. Его строка «Над седой равниной моря…» — тоже, в общем-то, в тему выставки «передвижника» Ланцева.
Или вот еще Турция. Стамбул: торговая улочка, университетский квартал, мечети и минареты. «Бриллиантовая рука» вспоминается. Между прочим, Турция — не только мечта туриста из России (в целом), но и вдохновение для художника — Алексея Ланцева, в конкретном случае. И тут снова солнце — даже в тени извилистой торговой улочки… Особая тема — портреты; их не было на предыдущей выставке Алексея. А тут — есть. Ланцев рассказывает, что обращение во время его недавних путешествий по Франции, Турции и Испании к еще одному традиционному жанру помогало ему в работе, давая основания сместить фокус панорамного зрения на детали, связанные с тем или иным конкретным персонажем. Это не жанр парадного или просто постановочного портрета: модели Ланцева живут своей жизнью, не позируя художнику и даже, чаще всего, не подозревая о его присутствии где-то рядом. Книга в руках, прическа, рисунок губ — все может стать поводом для того, чтобы дорисовать и домыслить недостающие элементы образа. Дорисовать — и снова обратиться к пейзажу. Мадрид, Компьень, Этрета…
Сергей Сафонов